Андерграунд вечен - как вечны новации и поиск
    Николай Байтов
    К литературному андерграунду я отношу тех авторов, творчество которых по тем или иным причинам проходит мимо читающей публики.
    ...По каким же причинам? - специальная информационная изоляция публики? или её спокойное невежество? её внушаемость вкупе с предубеждённостью? её направленная образованность?... - Об этом, быть может, стоило бы поговорить, если бы сразу не возникала серия вопросов следующего по глубине уровня. - Ведь не очень ясно и что такое "читающая публика". Весьма туманно и содержание, которое мы вкладываем в выражение "массовый читатель". Не понятно до конца, чем "массовый" отличается от "просто" читателя, и кто такой этот "просто". Получается, что я расплывчатое понятие "андерграунда" пытаюсь определить через не менее расплывчатое понятие "читателя"... И всё же я дерзну - интуитивно, поверх логики. А "читателя" отложим до следующей журнальной дискуссии.
    Начнём вот с чего. - Представляется, что "читающая публика" - область до сих пор довольно аморфная, и её можно при желании формировать, можно манипулировать её сознанием и вкусами. Это было понято ещё литературными стратегами прошлого века. Белинский, воспитывая своего "прогрессивного" читателя, вытеснил в андерграунд "Выбранные места из переписки с друзьями" Гоголя. У нескольких поколений русской интеллигенции эта вещь (понаслышке) вызывала такую брезгливость, что они к ней даже не притрагивались. Последовавшие за Белинским "властители дум" попытались вытеснить в андерграунд Фета, Лескова и других многих... даже Пушкина. По счастью, в ХIХ веке общественное сознание ещё не было (и не могло быть) организовано достаточно жёстко для того, чтобы андерграунд принял отчётливую форму. Тем не менее что-то основное, глубинное было понято и сделано уже тогда. И Белинский, и Чернышевский догадались, что идеологические акценты нужно поместить в эстетику: нужно воспитать определённый, идеологически нагруженный вкус. Идеи, врощенные во вкусовые предпочтения, живут дольше, ибо вкусы человека - более постоянная его характеристика. Идеи сравнительно легко сменяют друг друга, вкусы - более инерционны. Об идеях спорят, о вкусах - нет. Идеи друг друга отрицают, вкусы - накапливаются и суммируются. Новая идея вычёркивает старую и занимает её место. Новая эстетическая ценность не может старую уничтожить. Поэтому в душе человека место ей находится с трудом, с мучением, с борьбой: душа должна расшириться, да и старая любовь должна потесниться. Массовый читатель (ещё если он соответствующим образом воспитан), вряд ли способен на такие действия...
    Но кроме отягощённого идеологией вкуса, в ХIХ веке было создано ещё нечто более важное. - Литература была облечена в торжественную тогу, и на её лице застыло выражение непроходимой, глубокомысленнейшей серьёзности... Как странно, что в Англии в это время Эдвард Лир и Льюис Кэрролл стали классиками, можно сказать, при жизни. А у нас и через пятьдесят лет футуристы, а вслед за ними и обериуты в сознании читающей публики находились где-то сбоку от "настоящей" литературы. Символисты и акмеисты - это пожалуйста: это хорошо, потому что "серьёзно", - они отвечают читательским представлениям о том, какой должна быть литература... а остальные - кто? - Василиск Гнедов? - глупости! шарлатанство! мальчишество! - И вот отсюда ещё один, и может быть важнейший, исток андерграунда. ............