Часть полного текста документа:Традиции философии XVII века в мировоззрении и эстетике Флобера Г.И. Модина Поклонение XVII веку Флобер называл одной из причуд XIX столетия. Для самого же писателя увлечение этой эпохой не было лишь данью интеллектуальной моде. Глубокий и искренний интерес к семнадцатому веку был свойственен ему на протяжении всей жизни. В письмах Флобера имена философов и монархов, священников и полководцев, ученых, художников и поэтов "века гениев" возникают столь же часто, как имена знаменитых современников и близких друзей писателя. Важнейшее влияние на его мировоззрение оказала философская мысль этого времени. Известно то значение, какое имели в формировании личности Флобера идеи Бенедикта Спинозы (1632-1677). Его переписка (особенно письма 1850-х годов) полна аллюзий на произведения нидерландского мыслителя. Однако принятию спинозовского пантеизма предшествовал период тяжелого душевного разлада, пережитый Флобером в 30-40-е годы. Тогда погруженный в проблемы самопознания и поиски самотождественности Флобер рассматривал мир и человека в свете идей Блеза Паскаля (1632-1662). Охваченные саморазрушительными страстями герои ранних новелл Флобера воплощают не только противоречия души юного автора, но и близкое Паскалю представление о человеке-химере, "невиданном хаотическом существе" и "предмете противоречий" (Паскаль Б. Мысли. М., 1994. С. 115). Вместе с тем герои "Quidquid volueris", "Аромата для чувствования", "Страсти и добродетели", "Библиомании" - существа не только демонические, чудовищные и преступные, но страдающие и осоз-нающие свое страдание. Даже лишенный души герцог Альмаэроэс из "Адского сна" терзается неспособностью чувствовать. Так уже в первых литературных опытах Флобера звучит паскалевская мысль о том, что "несчастным может быть только существо сознательное", и "человек велик, сознавая свое жалкое состояние" (Там же. С. 76). Отчетливые реминисценции "Мыслей" Паскаля возникают в автобиографической прозе Флобера и письмах 1838-1841 годов. Паскалевская антитеза ничтожества и величия, между которыми, как между двумя безднами, поставлен человек, соотносится в сознании восемнадцатилетнего Флобера с проблемой выбора профессии. Стать юристом, как это предполагалось в семье, означало для него стать "конечным существом", едва ли не физическим объектом, имеющим "широкие плечи и звучный голос" (Флобер Г. О литературе, искусстве, писательском труде. М., 1984. Т. 1. С. 37-43). Этот путь Флобер рассматривал как невозможность развития и гибель личности. Выбрать иной путь - стать художником, поэтом - значило для него реализовать себя как существо бесконечное, "способное воссоздать всю безграничную цепь проявлений жизни, ... обладать всем, что есть на свете самого прекрасного", и более того, обладать "миром и бессмертием" (Там же. Т. 2. С. 338). Но и бытие поэта оказывается несвободным от антитезы конечного и бесконечного. Автор "Записок безумца" и "Смара" осознает невозможность адекватного выражения поэтического образа в слове. Поэт, одержимый стремлением к бесконечности, возомнивший, что не существует ничего, что было бы недосягаемым, оказывается у предела ничтожества и ощущает себя "слабее сломленного тростника" (Там же. Т. 2. С. 340). Воображение бессильно в познании души поэта, которая мыслится "живой бездной", бездной страстей, поглощающих его самого (Там же. ............ |