Русская история в стихах и песнях: поэзия Александра Городницкого Ничипоров И. Б.
    С жанровой точки зрения в данном "цикле" выделяются такие образования, как исторические портреты, обрисованные с той или иной степенью детализации; "ролевые" стихотворения и песни, которые связаны со вживанием "изнутри" в сущность исторических характеров, событий. В этом ряду - и сюжетные зарисовки исторических эпизодов, и панорамные историософские обобщения пройденного Россией пути, магистральных тенденций ее векового развития.
    Существенным в посвященных отечественной истории произведениях Городницкого стало поэтическое проникновение в сущность метафизики власти в России. С этим связан ряд художественных портретов правителей, в которых выведена их разнообразная характерология.
    В таких исторических портретах, как "Памятник Петру I" (1995), "Николай I" (1998), "Немецкий принц, доставленный в Россию..." (1977), "Петр Третий" (1987), важен парадоксальный модус авторской мысли, ее тяготение к символическим обобщениям. Так, в изображающем шемякинский памятник стихотворении "Памятник Петру I" неожиданный ракурс видения фигуры царя "без парика и без венка, // Что Фальконетом выдан" порождает трагедийные исторические ассоциации - от воспоминания о грехе сыноубийства до проекции на катастрофы ХХ столетия: "Он худобою черной схож // С блокадным ленинградцем... Бритоголового зека // Напоминая видом"[1] . Сплетение исторических драм проступает и в портрете "Николай I". Психологически емкая зарисовка последнего земного прощания императора с сыном-наследником ("Оставляю, Сашка, Россию // Я в плохом порядке тебе"), раскрытие сложного личностного облика персонажа, чьи "исполинские зиккураты // Слабость гибельную таят", перерастают в финале в грандиозное прозрение мистической сопряженности исторических судеб в масштабе вечности:
    Причастился он тайн святых,
    И ушел, догоняя в небе
    Им повешенных пятерых.
    А в иронически окрашенных портретах Петра III раскрывается тип слабого, чуждого России правителя, воплощающего своей фигурой частое господство иррационального и даже абсурдистского начала в российской власти и действительности в целом. В стихотворении "Немецкий принц, доставленный в Россию..." в детализированное описание слабого государя, что "в солдатики играл, читал Расина", неожиданно вторгается ощущение роковой, гротескной "логики" истории, подчас легко "перетасовывающей" лики и личины своих героев. Вопросительная модальность, свойственная интонационному рисунку многих исторических вещей Городницкого и передающая мироощущение сомневающегося, мыслящего вопреки догмам своего времени интеллигента, в финале стихотворения заостряет эту парадоксальность: "Мечтал ли он, голштинец худосочный, // Об облике ужасном Пугачева?". В песне "Петр Третий" подробно прорисованные "вещные" детали дворцового хозяйства ("режут в кухне петрушку и лук") подчеркивают его глубинный отрыв от жизни остальной страны, - отрыв, чреватый личиной "пугачевщины":
    Блеском сабель и пламенем алым
    Ненавистных пугая вельмож,
    Он вернется огнем и металлом,
    На себя самого не похож.
    Неожиданные образно-ассоциативные ходы, характерные для поэзии Городницкого, присущи и другим его историческим портретам: "Рылеев" (1998), "Чаадаев" (1987), "Денис Давыдов" (1998). ............