К вопросу об объектах вещных прав.
    Латыев Александр Николаевич, аспирант кафедры предпринимательского права Уральской государственной юридической академии. [*]
    Первым, наиболее очевидным и следующим непосредственно из их названия признаком вещных прав является их объект - вещь. Впрочем, одно лишь такое указание само по себе немного может прибавить к нашему знанию о вещных правах. Так, известно, например, что римское право, чье идеологическое влияние на умы даже современных юристов трудно переоценить, чрезвычайно широко понимало слово вещь (res), выделяя наряду с res corporales [1] также и res incorporales quae iure consistunt [2], так что понятие вещи было тождественно понятию объекта права. Исследователи римского права по-разному оценивают res incorporales. Традиционной можно назвать точку зрения В.А. Краснокутского, отмечавшего, "что разделяя вещи на телесные и бестелесные, Гай разумеет под последними не вещи, в смысле предметов внешнего мира, а именно права" [3]. Д.В. Дождев демонстрирует двойственное понимание: с одной стороны, он также объясняет признание прав вещами необходимостью придания им качеств объекта права, отражая их принадлежность по собственнической парадигме "meum esse" [4] и обосновывая возможность владения правами - quasi possessio [5], а с другой стороны, называет бестелесной вещью объект специального вещного права - "отдельную хозяйственную функцию вещи", в отличие от "вещи как таковой" - res corporalis, являющейся объектом права собственности [6]. В.М. Хвостов вообще отрицал использование в названном фрагменте Гаем слова res в значении вещи. Право собственности - отмечал он - зачастую не отделяется от его объекта - материального предмета, "другие же субъективные права - или имеют своим объектом нечто нетелесное, или же дают субъекту неполное господство над телесной вещью" [7], отсюда права первого рода именуются res corporales, как и сам объект, а права второго рода - res incorporales. "Идея "вещи" как универсального объекта правового обладания играет в институционной системе виднейшую роль", - писал В.К. Райхер [8], и эта идея была подхвачена законодателями романских стран - Франции и Италии [9], а также английскими юристами, разделяющими corporeal и incorporeal property [10].
    Признание прав вещами было необходимо на определенном этапе развития юридической мысли. Субъективное право само по себе представлялось непередаваемым, однако в тот момент, когда оно превращалось в res incorporalis, открывалась возможность для его оборота. И если широкий оборот прав требования в Древнем Риме представляется маловероятным, ведь даже достаточно развитое римское право долго (примерно до III в. н.э.) требовало делегации или процессуального представительства - далеко не самых удобных средств для передачи прав [11], то оборот вещных прав и, в особенности, видимо, суперфиция, заменявший в Риме оборот строений независимо от земли, на которой они расположены, имел, очевидно, широкое распространение, учитывая практическое отсутствие ограничений на распоряжение суперфициарным правом [12].
    На определенном этапе развития, однако, произошел отказ от широкого понимания вещей. §90 ГГУ признает ими лишь материальные предметы [13]; "Вещами являются подлежащие человеческому господству материальные предметы", - вторит ему ст.3:2 нового ГК Нидерландов. Аналогичные правила закреплены в гражданских кодексах ряда стран СНГ (см. ............