Л.Б. Бойко
Затрагиваются проблемы перевода интертекста. Делается попытка смоделировать процесс трансляции ассоциаций в инокультурный семиозис на основе вычленения опорных информационных узлов прецедентного текста. Целью такого моделирования является установление культурных параллелей, что позволит определиться с выбором стратегии перевода в зависимости от типа прототекста.
Интертекстуальность, в основе которой лежит явление прецедентности, занимает умы литературоведов, лингвистов, культурологов, философов не первое десятилетие уже как сформулированный Ю. Кристевой концепт, а существование свое ведет и вовсе с незапамятных времен. Понимание интертекстуальности как «общего свойства текстов, выражающегося в наличии между ними связей, благодаря которым тексты (или их части) могут многими разнообразными способами явно или неявно ссылаться друг на друга» было в дальнейшем многократно расширено и дополнено [цит. по: 9, с. 9]. Так, Ю. Степанов делает важное дополнение о способности интертекста к индукции и абстракции в своей трактовке интертекста как «понятия прегнативного, «набухающего», вбирающего в себя признаки смежных понятий и способного концентрировать, кристаллизовать напрашивающиеся на обобщение признаки соседствующих сфер информационного мира» [9. c. 102]. Удачно найденная метафора «палимпсеста» [14] как нельзя лучше рисует образ интертекста, создающего ощущение новизны и свежести мысли на фоне полустертого старого знания. Художественно сильнее звучит только скептическое замечание Г. Амелина по отношению к насаждаемой вездесущности интертекста: он предлагает в таком случае считать аллегорией то, как героиня одной из лучших новелл Боккаччо, «легши с 10000 мужчин», в конце блистательною речью доказывает жениху свою девственность [1].
Механизм восприятия интертекста, очевидно, движим, среди прочих, и психологическими рычагами. Вероятно, реципиенту приятно сознавать, что, апеллируя к его фоновым знаниям, автор сообщения уважает его осведомленность и рассчитывает на способность домысливать. В когнитивном плане происходит как бы синхронизация мыслительной деятельности автора и читателя: реципиент не просто потребляет информацию, но и «соучаствует» в генерировании смыслов. Как отмечает Н.А. Фатеева, автор музыкального термина ‘контрапункт’ в приложении к интертексту, «это способ генезиса собственного текста и постулирования собственного поэтического «Я» через сложную систему отношений оппозиций, идентификации и маскировки с текстами других авторов» [13, c. 13].
Если, говоря о языке и речи, считать всю нашу языковую деятельность интертекстуальной по природе, пронизанной блоками-цитатами из предыдущего языкового опыта или из конгломерата нашей языковой памяти [2, c. 119; 14], то не удивительно, что при межъязыковом переводе мы всегда имеем дело с переводом межкультурным. Это становится очевидным, например, при наблюдении — особенно в контрастивном плане — за лексическими дистрибуциями и логическими моделями, лежащими в их основе [10, c. 5]. Как готовые, так и вновь создаваемые речевые отрезки отражают в своей семантике, синтактике и прагматике миропонимание носителя языка. В этих коммуникативных фрагментах (термин Б. Гаспарова), которыми мы оперируем в речи, зафиксирован результат работы когнитивного механизма национального языка.
Человек проживает свою жизнь в культурном контексте многообразных прецедентных феноменов — не только языковых, — которые хранятся в когнитивной базе в виде инвариантов восприятия и могут быть при необходимости вербализованы [6, c. ............