Искусство Станислава Нейгауза Шуберт, Лист, русская музыка
    Из русских композиторов отец предпочитал Скрябина. Конечно, "предпочитал" - не то слово, но лучшего я не нахожу. Как бы часто и замечательно он ни играл Рахманинова и Прокофьева, Скрябин все-таки стоял "на первом месте". Удивляться тут нечему, его отец Г. Нейгауз, наряду с В. Софроницким и С. Фейнбергом считался лучшим скрябинистом эпохи. Борис Пастернак боготворил Скрябина, в его юношеских музыкальных опытах (Соната h-moll, прелюдии gis-moll и es-moll) слышится явное подражание и скрябинскому пианизму, и его изысканным гармониям среднего периода. В самом подходе к музыке на С. Нейгауза наложила свой несмываемый отпечаток личность гениального поэта, которого Г. Нейгауз называл "музыкантом до мозга костей". (Ныне покойный брат писателя, Александр Леонидович рассказывал, как их мать, Розалия Кауфман была влюблена в f-moll'-ную Фантазию Шуберта. Она даже сделала двуручную обработку этого произведения в 4 руки. Мой же дед и Пастернак буквально морщились, когда речь заходила об этом опусе. Немудрено, ведь их кумир Скрябин называл Шуберта "композитором для молодых девиц"! Впоследствии отец с легким оттенком горечи и самоиронии говорил о пастернаковском влиянии: "Боря не любил Шуберта, и меня так научил".)
    Гипнотически-завораживающее воздействие нейгаузовского кумира, Бориса Леонидовича, как мне сейчас кажется, иногда подавляла творческую личность отца. Достаточно привести в пример хотя бы отрывок из письма Б. Пастернака к Н. А. Табидзе: "Много радости приносит Стасик, очень хорошая у него, очень близкая мне форма таланта, форма отношения к искусству и пониманию его. Да и жизни тоже, вероятно".1 К искреннему сожалению, эта "близкая форма таланта" надолго отдалила исполнение отцом Шуберта и Шумана. Чтобы не быть голословным, приведу лишь пару примеров из книги "Раскат импровизаций". (Музыка в творчестве, судьбе и в доме Бориса Пастернака. Всесоюзное Издательство "Советский Композитор". Ленинградское отделение. 1991"). Первая цитата. "Я люблю умиротворенное безумство Шумана, всё лиричное у него, - в его фантазиях, во 2-й симфонии, в фортепианном концерте; но - Крейслериана, всё это куда-то стремительно уносящееся, у них обоих, у всех; все эти громоподобные марши, это угловатое в музыке-ремесле, по принятым образцам готовых тем, эта риторика, пустая выспренность этих несущихся, загнанных - или, наоборот, - "волевых", спокойно-отбарабаненных ритмов, эта добрая половина всего сочиненного в музыке - как всё это смехотворно ничтожно и легковесно!"
    Вторая цитата: "Вот слушаешь Брамса. Он трогает тем, что там всё таково, каким должно быть, что ты не ушибешься о что-то нежданное, не обычно-привычное. Гайдн, Вебер, Шуберт - кажутся невинным перезвоном колоколов или игрой часов того времени. Но вот - возьмем Баха, например (частично Моцарта, в какой-то мере Бетховена, Шумана, Шопена, Вагнера). Так вот, возьмем Баха. Тут - нечто против ожидаемого, выходящее далеко за пределы требований эстетики, и это - главное, и это - великолепно!" Из письма к Ренате Швейцер, 1959, стр. 272). Немудрено, что после подобных "напутствий" отец начал играть Шуберта только спустя три года после смерти Пастернака. Несколько раз он исполнял Сонату Ля-мажор ор. 120 (опубликованная запись 1963 года - возможно, не самая удачная, но в целом дает представление о нейгаузовском восприятии Шуберта), 6 Музыкальных Моментов ор. ............