Философский язык в Испании XVII века
    Невозможно научно подойти к анализу философского языка определенной эпохи без предварительного указания лингвистической теории, которая выбирается как теоретическая схема исследования. Сколь различны теории: Амадо Алонсо в своем переводе произведения К. Восслера "Философия языка" исследует известную особенность, которая разделяет лингвистику Ф. Соссюра и К. Восслера. Если первый анализирует язык как "продукт",то второй видит в языке организм в его продолжающемся развитии, как "производство". ...
    Невозможно научно подойти к анализу философского языка определенной эпохи без предварительного указания лингвистической теории, которая выбирается как теоретическая схема исследования. Сколь различны теории: Амадо Алонсо в своем переводе произведения К. Восслера "Философия языка" исследует известную особенность, которая разделяет лингвистику Ф. Соссюра и К. Восслера. Если первый анализирует язык как "продукт",то второй видит в языке организм в его продолжающемся развитии, как "производство".
    Это различение, как известно, ввел еще В. Гумбольдт, чтобы противопоставить язык как продукт деятельности, нечто созданное ('ergon') языку как сама деятельность ('energeia'). С художественной точки зрения, поэт Х.М.Вальверде также анализирует этот лингвистический дуализм и противопоставляет язык сделанный и мороженный новым формам общения, продукту вдохновения и энтузиазма. В рамках этой рефлексии развивается и испанская мысль XVII века. В то время как большая часть теоретических размышлений формулируется в языке созданном ergon, не меньшая часть пытается создать новый творческий язык enеrgeia, дабы привнести в него свежую струю духа.
    Схоластика этого века унаследовала мыслительные схемы предыдущих эпох, которые в подавляющем большинстве усиливали язык созданный, в то же время появляются другие мыслители, уже осознавшие необходимость нового языка. Однако некоторую двойственность можно заметить и среди мыслителей, предпочитающих творческий язык. Одни, такие как Кеведо и Грасиан, используют новый философский язык, чтобы как можно более адекватно представить свои размышления. Другие, в большей степени художники, чем философы, прикладывают все свои усилия, чтобы, с одной стороны, их поэтическое выражение передавало наиболее полным образом идеологическое послание, но, при этом, в большей степени стремятся истолковать требования своей аффективной жизни, чем мыслительные схемы, находящиеся в их подсознании. Так это происходит в случае Кальдерона и Гонгорры.
    Давно и безуспешно пытаются уточнить, каким является соответствующее взаимное поле мысли и языка, и каковы их отношения и противоречия. Проблемы очерчиваются очень рельефно как во взаимных претензиях, так и во взаимовлиянии. Одним из вариантов решения данной проблемы является позиция Ортеги. Признавая несомненно огромное влияние родного языка на наш образ мышления, он пишет, что приходит момент, когда появляется в нас это отношение (позиция), которую Ортега назвал 'метафизическим чувством'. Это для него единственная вещь, вещь более интимная, чем любовь. Определяя ее, он говорит, что это 'чувство радикальное, последнее, основное, которое мы имеем в Универсуме'. Ортега считает (и с ним вполне можно согласиться), что из этого 'метафизического чувства' возникает языковая мощь как творение, когда это чувство имеет высокие тональности, и наоборот, используются изношенные и окаменевшие языки, когда это чувство перестает быть светом и теплом дабы изменяться в рутине и принятии действительности. ............