Часть полного текста документа:Джордж Гордон Байрон. Паломничество Чайльд-Гарольда Когда под пером А. С. Пушкина рождалась крылатая строка, исчерпывающе определявшая облик и характер его любимого героя: "Москвич в Гарольдовом плаще", её создатель отнюдь не стремился поразить соотечественников бьющей в глаза оригинальностью. Цель его, уместно предположить, была не столь амбициозна, хотя и не менее ответственна: вместить в одно слово превалирующее умонастроение времени, дать емкое воплощение мировоззренческой позиции и одновременно - житейской, поведенческой "позе" довольно широкого круга дворянской молодежи (не только российской, но и европейской), чье сознание собственной отчужденности от окружающего отлилось в формы романтического протеста. Самым ярким выразителем этого критического мироощущения явился Байрон, а литературным героем, наиболее полно и законченно воплотившим этот этико-эмоциональный комплекс, - титульный персонаж его обширной, создававшейся на протяжении чуть ли не десятилетия лирической поэмы "Паломничество Чайльд Гарольда" - произведения, которому Байрон обязан был сенсационной международной известностью. Вместив в себя немало разнообразных событий бурной авторской биографии, эта написанная "спенсеровой строфой" (название данной формы восходит к имени английского поэта елизаветинской эпохи Эдмунда Спенсера, автора нашумевшей в свое время "Королевы фей") поэма путевых впечатлений, родившаяся из опыта поездок молодого Байрона по странам Южной и Юго-Восточной Европы в 1809-1811 гг. и последующей жизни поэта в Швейцарии и Италии (третья и четвертая песни), в полной мере выразила лирическую мощь и беспрецедентную идейно-тематическую широту поэтического гения Байрона. У её создателя были все основания в письме к своему другу Джону Хобхаузу, адресату её посвящения, характеризовать "Паломничество Чайльд Гарольда" как "самое большое, самое богатое мыслями и наиболее широкое по охвату из моих произведений". На десятилетия вперед став эталоном романтической поэтики в общеевропейском масштабе, она вошла в историю литературы как волнующее, проникновенное свидетельство "о времени и о себе", пережившее её автора. Новаторским на фоне современной Байрону английской (и не только английской) поэзии явился не только запечатленный в "Паломничестве Чайльд Гарольда" взгляд на действительность; принципиально новым было и типично романтическое соотношение главного героя и повествователя, во многих чертах схожих, но, как подчеркивал Байрон в предисловии к первым двум песням (1812) и в дополнении к предисловию (1813), отнюдь не идентичных один другому. Предвосхищая многих творцов романтической и постромантической ориентации, в частности и в России (скажем, автора "Героя нашего времени" М. Ю. Лермонтова, не говоря уже о Пушкине и его романе "Евгений Онегин"), Байрон констатировал в герое своего произведения болезнь века: " ранняя развращенность сердца и пренебрежение моралью ведут к пресыщенности прошлыми наслаждениями и разочарованию в новых, и красоты природы, и радость путешествий, и вообще все побуждения, за исключением только честолюбия - самого могущественного из всех, потеряны для души, так созданной, или, вернее, ложно направленной". И тем не менее именно этот, во многом несовершенный персонаж оказывается вместилищем сокровенных чаяний и дум необыкновенно проницательного к порокам современников и судящего современность и прошлое с максималистских гуманистических позиций поэта, перед именем которого трепетали ханжи, лицемеры, ревнители официальной нравственности и обыватели не только чопорного Альбиона, но и всей стонавшей под бременем "Священного Союза" монархов и реакционеров Европы. ............ |