Древнегреческая "игривая" культура и европейская порнография новейшего времени В. Михайлин
    Согласно определению сетевого "Словаря сексологических терминов и понятий", порнографией является "непристойное, вульгарно натуралистическое изображение или словесное описание полового акта, имеющее целью сексуальное возбуждение". Однако (в отличие от сексуального возбуждения) сами по себе понятия "непристойное", "вульгарное" и "натуралистическое" имеют столь же условный, конвенциональный характер, сколь и определяемое понятие, и отсылают к такой трудно верифицируемой инстанции, как коллективное нравственное чувство. Мне искренне жаль ревнителей общественной благопристойности, которые утруждают умы в бесплодных попытках определить то, что именно следует запрещать. Так, если мы идем по "японскому" сценарию, признавая порнографией любое изображение коитуса или человеческих половых органов, то весьма существенная часть как европейского, так и азиатского искусства, которое принято называть "классическим", автоматически становится откровенной порнографией. Если же мы вводим расплывчатые критерии вроде "оправданности художественным замыслом" или "высокого художественного качества", то в контексте постмодернистских представлений об искусстве любая, даже самая вопиющая к общественному нравственному чувству порнуха легко может быть подверстана под эти критерии.
    Впрочем, равно уязвимой представляется и позиция ревнителей свободы самовыражения. Что бы они ни говорили о духе, который парит где хочет, каждый из них отлично знает, что делает, и выстраивает свою индивидуальную стратегию (вне зависимости от чисто коммерческой или принципиально некоммерческой идеологии оной), отталкиваясь от пусть неписаных, но вполне внятных каждому современнику нравственных конвенций. Так не лучше ли сначала разобраться с самими этими нравственными конвенциями и с тем, что и почему может вступать с ними в противоречие? Ведь даже если говорить об изобразительных, вербальных и т.д. текстах, "имеющих целью сексуальное возбуждение", то возбуждение вызывает не то, что показано, а то, как показано. "Картинка" с полностью одетым и даже не имитирующим полового акта индивидом может быть вызывающе непристойна просто потому, что актуализирует адресованный зрителю символический код, четко увязанный в его сознании с вполне определенными поведенческими и ситуативными комплексами. В них мы и попытаемся разобраться .
    Начнем издалека, с тех времен, когда, если доверять сложившимся в европейском массовом сознании стереотипам, никакой порнографии вроде как не существовало по одной простой причине: потому что сексуальные практики, в том числе и те, которые в традиционной европейской культуре принято считать перверсиями, вполне мирно и публично уживались с тогдашним нравственным чувством. Древнегреческое искусство, в особенности комедиография, лирическая поэзия и вазопись, дает нам в этом отношении богатейший материал. То же и в латинской культуре: Гораций свободно публиковал свои "Эподы", из которых нынешние публикаторы привычно изымают 8-й и 12-й из-за их "грубого натурализма". Катулла же переводят так, чтобы "грубый натурализм" если и не исчез совсем, то, по крайней мере, не слишком бросался в глаза, скомпилировав и сконструировав взамен романтическую историю о несчастливой любви к Клодии Пульхре.
    Однако вот ведь незадача: и в латинском, и в древнегреческом есть слова "разврат" и "развратник" (от греческого ?o????, собственно, и произвел Ретиф де ла Бретон слово "порнограф"). ............