Бахтин и его кружок Вяч.Вс. Иванов
    По определению, которое (в беседах середины шестидесятых годов) своим занятиям на протяжении всей жизни давал М.М. Бахтин, они всегда относились к философской антропологии в широком смысле слова (в этом смысле он примыкал к линии Дильтея, у нас подробно изученной Г.Г. Шпетом в его поздней монографии об истории как предмете логики, а в Америке недавно воскресшей благодаря пронизанным влиянием Дильтея работам В. Тернера об антропологии театрального и ритуального представления).
    Из тех направлений мысли, которые оказались всего важнее для века в целом, среди главных идей Бахтина нужно выделить диалог. Само по себе выдвижение этой темы характеризует философскую антропологию с самого ее начала - об этом писал уже Фейербах. Несомненное влияние "Этики" Когена, с которой Бахтин познакомился рано (в письме Кагану он говорит о желании перечитать текст), позволяет думать, что у Бахтина можно найти продолжение той немецкой философской мысли, которая испытала воздействие иудео-христианского понимания Ближнего или Другого. Сходство теорий Бахтина и Бубера отчасти можно объяснить этими общими корнями, но несомненно, что именно в двух этих мыслителях ХХ-й век ближе всего подходит к выработке такого нового мировоззрения, которое вбирает в себя многое из традиционной религиозной философии, но в то же время решает и сугубо современные проблемы. Никогда еще необходимость понять каждого человека как свое собственное подобие и распространить такое понимание на другой народ, другую расовую, этническую, религиозную, политическую группу не становилось настолько злободневным. Никогда раньше философия не оказывалась настолько нужной для всемирного дела выживания человечества. Поэтому позднейшая невероятно широкая известность Бахтина- только естественное следствие роли, которую ему и его мыслям суждено было сыграть.
    Сам Бахтин (судя по дошедшим до нас фрагментов ранних сочинений) начинает с размышлений религиозно-философского толка, по тематике близким в богословским. Но в целом направление его работы, как и деятельности всего кружка единомышленников и учеников, его сопровождавших в Невеле, Витебске, Петрограде-Ленинграде, было ориентировано на науку, т.е. в принятых нами терминах на разум, хотя для многих из нас именно Бахтин как личность оставался прежде всего символом Мудрости в традиционном смысле. Позднее Бахтин определит более узкую сферу приложения своих методов в истории литературы, культуры и языка. Но его интересовали приемы и идеи позитивного знания в широком смысле. Двое из близких ему людей сыграли существенную роль в его приобщении к методологии естественных наук.
    Первым был биолог и историк науки Канаев, сыгравший видную роль в русских переводах и комментировании и исследовании естественно-научных работ Гёте. Кроме особой роли Гёте для Бахтина (в том числе для выработки идеи карнавала, в книге о Рабле раскрываемой с помощью известного текста Гёте), стоит отметить исключительное значение Гёте для синтеза гуманитарных и естественных наук в России к концу 1920-х годов и позднее. Уже в книге Андрея Белого о гётевском учении о цветах в интерпретации Штейнера (Андрей Белый 1917/2000) возникает та новая концепция Гёте как современного мыслителя, которая по отношению к было забытой его теории цвета позднее будет раскрыта физиком Гейзенбергом, в своих философских трудах в противопоставлении Ньютона и Гёте увидевшего два разные пути науки- ориентированный на человека и от него отвлекающийся. ............