Никитин О.В.
По материалам памятников севернорусских монастырей
В архивных монастырских фондах среди многочисленных рукописей социально-экономического характера, официальных указов государственных органов и церковных приказаний правительствующего Синода содержатся разнообразные частные деловые документы, связанные с решением тяжбенных и следственных дел, производившихся в монастырях по доношениям просителей. С точки зрения языковых особенностей они представляют немалый интерес. Он вызван еще и тем, что границы приказного языка в XVIII в. были несколько смещены от центра в сторону периферии. Именно там политика огосударствления языка находила подчас причудливые формы выражения, соединяясь с местными традициями письма, диалектами, индивидуальными особенностями автора «делового произведения».
Рассматриваемые нами документы извлечены из фондов Антониево-Сийского и Крестного Онежского монастырей Архангельской губернии и относятся преимущественно к середине и второй половине XVIII в. Вот одна из таких тяжб местного следственного обихода — «Дело об избиении служителя Ивана Таратина крестьянами дер. Горончаровской Богоявленского прихода Андреем и Прокопием Ивановыми». Оно открывается прошением следующего содержания[i]:
Троцкаго Ан’тонїева Сїйскаго мнстря высокопреподобнЪшему ГсднУ оцУ архїмандриту ГаврїилУ
ПокорнЪйшее прошенїе.
Сего “1768” года jюня “25” дня бУдУчи мнЪ нижайшему Емецкого бгоявленского прихода дрвни Qролицкой в домЪ у крестьянина Jвана Денисова сына Рехачева для празника испить пива а тутъ же невЪдомо откол пришли Горончаровской дрвни крестьянЪ Андрей да Прокопей Козмины дЪти Jвановы и умышленно вызвали меня на улицУ cказывая притомъ якоб имЪютъ они до меня нУждУ а какъ же на улицУ меня выманили то предписанной Андрей схвативши меня за воротъ прижал к’ дворовому зьЪздУ и стал бить кУлаками по лицУ j по головЪ а потомъ со wнымъ Прокопьемъ и ôба бить меня стали j збивши с’ ногъ пинали j топтали меня ногами причемъ j носъ до крове росшибли j всего ростоптали безчеловЪчно j затянувши под тотъ ’зЪздъ отбили У меня бывших при мнЪ за пазухою в тряпицЪ на покупку хлЪба денегъ два рублевых манетъ: причемъ выговаривали что де мы манастырщыну j впредь бить будемъ а суда имъ на насъ взять негдЪ: чего я нижайшїй весма предопасенъ â какъ же они меня били то видяла ôзначенного Рехачева жена j инные женщины кои от того jхъ бойцовъ Унимали j засвидЪтельствовать могут.
Того ради ваше высокопреподобїе всепокорнЪ прошУ блгволить на показанных бойцовъ j грабителей Jвановыхъ представить от вашего высокопреподобїя въ Емецкую мирскую земскую jзбу к соцкому со крестьяны с тЪмъ чтоб ôни Jвановы отбитые от меня денги два рубли ко мнЪ возвратили j за увЪчье j безчестїе в силу правъ j указовъ что надлежитъ <л.1об.> ко мнЪ заплатили: j обязаны б были подпискою чтоб jмъ впред на меня напрасно не находить и ô томъ милостивое блгоразсмотренїе Учинить.
О семъ всенижайше проситъ вашего высокопреподобїя служитель Jванъ Савиновъ сынъ Таратинъ “1768” года jюня “27” днЯ.
К сему прошению їванъ Таратинъ рУкУ приложилъ (РГАДА 1196: 1: 1071: 1–1 об.)[ii].
Просителями подобного дела чаще всего выступали местные крестьяне, посадские люди, реже — сами монахи. Даже во второй половине XVIII столетия, когда система государственного судебного производства функционировала в ее гражданских формах самостоятельно, монастырь оставался одним из главных «действующих лиц», поддерживающих старые приказные традиции в глубинке. ............
